Безысходность по-русски: когда вдруг осознал, что являешься частью кровожадного Левиафана

Но пока одно из главных произведений русской литературы называется "Преступление и наказание", а не "Преступление и ответственность", надежды, что в России начнут осознавать свою ответственность пока мало.

Со всем тем начинаю верить, что этот россиянин приблизился к пониманию экзистенциальной катастрофы, которую взрастила его страна. Она заключается в том, что в настоящее время не существует и никогда не существовало нетоксичного способа быть русским, потому что быть им – значит быть соучастником убийств, войн, грабежей, имперскости и машины унижения, дискриминации и геноцидов.

Заглядывать вглубь экзистенциальной катастрофы – не просто, особенно если ты ее, даже невольный, соучастник. Поэтому, пожалуй, вся творческая элита России в разное время выбирала покончить с собой, спиться или умереть от передозировки. Просто "выпилиться" из этой реальности – слишком просто, однако начинаю верить, что этот человек заглянул в глаза Левиафану и увидел там себя.

Российское общество – как семья бандита. Вся семья держится на криминальном авторитете, торгующем наркотой и оружием, "держит" весь город и "мочит" в уборных конкурентов, а по вечерам ездит с друзьями в баню с проститутками. Его жена – как "великая русская культура" – утонченная натура, оторванная от реальности, увлекается коллекционированием живописи и балетом, говорит, что материальное не имеет значения. У нее главное – "душа", но при этом она берет у своего мужа кровавые деньги на новую выставку, чтобы поговорить с подругами "о высоком".

Их дети учатся в европейских колледжах, немного стесняются бандюгастого батюшки, но пользуются его банковскими карточками. Однажды их начинают исключать из европейских колледжей, аннулировать визы, но они свято не понимают, в чем они виноваты, ведь ничего плохого не сделали.

Хотела не думать ни о каких русских, их идентичности и левиафанов, которые прячутся в каждой таинственной русской душе. Но ведь в Западной Европе практически каждый встречный рассказывает, что у него есть друзья в России, которые тоже очень страдают, поумнее, правда, вовремя добавляют – "конечно не так, как украинцы".

Потому иногда мне приходится о них думать. А что если вдруг там, среди 140 миллионов населения РФ, есть люди с остатками совести? Какой у них выход, когда они вдруг осознали, что они являются частью кровожадного Левиафана? Иногда мне кажется, что правда – только самоубийство и алкоголизм. Представьте, насколько это  больно – так честно себе признаться, что все, в чем ты рос, все, что тебя формировало, –  часть культуры убийства, насилия и угнетения. Как это вдруг осознать, что ты из семьи людоедов и всю свою жизнь ел супчики из костей человеческих, которые тебе с любовью готовила мама, что твои мышцы и кости росли и крепли на страданиях и смертях невинных людей?

Мне кажется, если ты хоть чуть-чуть порядочный человек, то должен переживать Сартровскую тошноту.

В какой-то степени я готова признать, что порядочные люди в России страдают. Единственная проблема в том, что это единственное, что они делают. Страдают и выпиливаются из реальности: временно или навсегда.

Не верю в возможность демократической России в современных границах, понимаю, что угнетенным народам нужно восстанавливать свою идентичность на основе их национальной культуры. А вот что делать именно этой небольшой прослойке, привыкшей называть себя россиянами? Тех самых, которых бесконечно любят принимать в Европе как надежду на либеральную Россию? Я плохо представляю.

Поэтому, когда они говорят о том, что не хотят жить с тем, что открылось их глазам, начинаю им верить: до них дошла правда: их вырастили в людоедской культуре. И хуже того, они не знают как питаться чем-то другим, потому что это часть "большой русской национальной культуры".

Хотя ответ лежит рядом – конструировать другую идентичность, не имперскую. С нуля. Не "толкаться" в Киев, не мечтать о демократии чужими руками и чужой кровью, куда они принесут свою "великую русскую культуру", а брать на себя ответственность в своей стране.

За создание этой идентичности нужно платить жизнью. И это без преувеличения. Так, как украинцы поколениями платят за свою другую, не "малоросскую", а свободную украинскую идентичность. И в этой борьбе нужно быть готовыми идти до конца, сквозь страдания, истязание, заключение, смерть. Это значит иметь ценности, за которые ты готов пройти все, а не сбежать с площади, как только из-за поворота показался полицейский автозак.

Это значит быть готовым пройти этот путь самостоятельно, а не оглядываться на других и сказать "никто же не вышел и я не выйду", "в России нет протестного потенциала". Также это означает, что ты, скорее всего, не увидишь никаких результатов при своей жизни, но передашь эстафету борьбы следующему поколению.

Слишком сложно как для "русской безысходности", для которой всегда легче заглянуть в петлю или бутылку.